искать
Вход/Регистрация
Заказчику на заметку

ВЛАДИМИР КАШИРСКИЙ: Чем короче путь от заказчика к исполнителю, тем лучше всем

Авторы
Каширский Владимир ИвановичДиректор по производственной и научно-исследовательской работе ООО «ГрандГЕО»

Достоверные результаты инженерных изысканий нужны не изыскателям и не проектировщикам. Они нужны, в первую очередь, инвесторам. Но именно они, как правило, этого не понимают. Ситуация не стала лучше после появления такой новой прослойки, как технический заказчик, поскольку и там работают менеджеры, нередко не знающие нормативных документов и стремящиеся сэкономить на том, на чем экономить нельзя.

О ситуации в отрасли, о стоимости инженерных изысканий, о геотехнике, о нормативной базе и многих других важных, интересных и актуальных проблемах мы поговорили с директором по производственной и научно-исследовательской работе ООО «ГрандГЕО», к.т.н. Владимиром КАШИРСКИМ.

 

Ред.: Всю свою жизнь Вы посвятили инженерным изысканиям. Поэтому хочется начать нашу беседу с провокационного вопроса. А нужны ли они проектировщикам?

В.К.: В Китае раньше, когда еще не было небоскребов и инженерных изысканий, грунты испытывали следующим образом. На участок будущего строительства складывали мешки с землей, создавая нагрузку, равную весу будущего здания. Например, десять тысяч тонн. Происходило уплотнение грунта основания будущего здания, нивелировались деформации, после чего мешки переносили на следующую площадку, а на искусственно нагруженном участке начинали строительство. И были вполне уверены в том, что здание будет стоять много лет без всяких проблем. Трудоемко конечно, но эффективно.

Когда я был в субтильном возрасте, лет двадцати пяти, проектировщики меня спрашивали: хорошие грунты или плохие? А я не знал, что им ответить. Потом немного закостенел или обнаглел и на такие вопросы теперь всегда отвечаю: плохих грунтов не бывает. Бывает мало денег.

Никто не подвергает сомнению, что изыскания необходимы, только не следует их урезать и выхолащивать в угоду «победам» в тендерах и, как следствие, сокращению объемов работ для удешевления сметной стоимости и снижения цены пресловутого «погонного метра», о чем пойдет речь далее. Вряд ли кто-то будет оспаривать мнение, что «скорострельные» программы, направленные на удешевление и на удовлетворение непреодолимого желания победить в тендере нередко, а вернее, всегда приводят к дополнительным и повторным изысканиям, которые в результате становятся более дорогостоящими, чем добротные комплексные «слишком дорогие» изыскания. Как следствие увеличиваются сроки проектирования и строительства, на круг возрастает стоимость изысканий и строительства вообще, а нередко приходится выполнять перепроектирование объекта целиком. Поэтому, безусловно, инженерные изыскания нужны и важны, но только качественные, выполненные опытными профессионалами, хорошо знающими все тонкости этой работы.

 

Ред.: Вы сказали, что бывает мало денег. В чем это выражается?

В.К.: Вопрос стоимости инженерных изысканий – один из самых главных в нашей отрасли на сегодняшний день. По моему мнению, сегодня изыскателям платят в 5-10 раз меньше, чем необходимо. В результате процветают не добросовестные исполнители, а художественные мастерские, «рисующие» отчеты за малую толику. Потому что согласиться выполнить работы, например, вместо 18 млн, которые получаются при расчёте по СБЦ, за 2 млн рублей – просто преступление.

Сначала века (если хотите – миллениума) бытует выражение «стоимость погонного метра». С точки зрения здравого смысла, оно не имеет никакого смысла, извините за каламбур. Поясняю. Бытовавшие ранее комплексные цены имеют весьма отдаленное сходство с «погонным метром отчета», поскольку последний используется заказчиками, генеральными заказчиками, техническими заказчиками, тендерными комиссиями и разномастными посредниками при проведении выбора субподрядчика, которые всегда преследуют одну цель – выполнить больший объем работы при меньшей ее стоимости. Цель благородная и присуща любым видам человеческой деятельности, но, например, на «загнивающем Западе» главной целью является неукоснительное соблюдение высокого качества. В нашей обыденности из смет, являющихся обязательным приложением договоров, выбрасываются или резко сокращаются такие виды работ, как оборудование гидрогеологической сети (наблюдательных пьезометров), откачки, штамповые испытания, трехосные испытания, исследования виброползучести неустойчивых грунтов и пр. То есть удаляются дорогостоящие виды изысканий. О геофизических исследованиях Их Величество Заказчик вообще слышать не хочет, и лишь под давлением экспертизы, когда все сроки прошли, начинается безумство по их реализации: ордер закрыт, все скважины пробурены, в них можно было бы опустить электро- и сейсмокосы, выполнить кавернометрию, резистивиметрию и т.д. В лучшем случае геофизические методы стараются заставить изыскателей загнать в пресловутый «погонный метр отчета).

Такая же участь у радиационно-экологических и санитарно-эпидемиологических исследований, имеющих свою (и не малую) стоимость. В этих случаях теряется драгоценное время, а главное – это прямой путь к различного рода фальсификациям и коррупционным проявлениям. Самое страшное, что методы и объемы выполнения работ определяют менеджеры, имеющие весьма отдаленное мнение об изысканиях, несмотря на то, что в действующих нормативных документах имеется прямое указание: «В техническом задании запрещено указывать виды, объемы, технику и технологию инженерно-геологических изысканий». Главная задача таких специалистов (по сути, посредников) сократить стоимость работ на каждом этапе. В практику инженерных изысканий все увереннее входит понятие «погонный метр отчета». Остается только шутить: погАный метр отчета. Стоит отметить, что до создания института генеральных и технических заказчиков (по сути, «банкующих» посредников) до исполнителя доходило значительно больше средств. По мнению большинства изыскателей, чем короче путь от заказчика к исполнителю, тем лучше всем.

 

Ред.: Сейчас многие не понимают, в чем отличие инженерно-геологических изысканий от геотехники и инженерно-геотехнических изысканий. Вы нередко принимаете участие в таких дискуссиях. Какова Ваша позиция?

В.К.: Все отличие в том, что изыскатели в своем отчете дают инженерно-геологические условия и геотехническую категорию, остальное – дело проектировщика. В п. 2.4.3 Еврокода дается разъяснение: «Раздел “Выводы и рекомендации” геотехнического отчета должен содержать: 1) описание грунтовых условий, 2) подтверждение геотехнической категории сооружения, 3) выбор необходимых параметров для проектных расчетов, 4) пути решения проблем, которые могут возникнуть при строительстве, 5) предварительные рекомендации по решению возможных геотехнических проблем». Достаточно беглого взгляда, чтобы увидеть, что предлагаемые выводы и рекомендации геотехнического отчета по Еврокоду 7 в чем-то похожи на выводы и рекомендации инженерно-геологических отчетов, но только «в чем-то», а именно в п.1 и 2, то есть только в части описания грунтовых условий и подтверждения геотехнической категории. Дальнейшее в нашей практике – дело проектировщиков. А зарубежные специалисты, как мы видим, способны выполнять работы по всем 5-ти пунктам, процитированным выше, и главное, не просто способны, а успешно выполняют это на практике.

В нашем понимании, инженерно-геотехнические изыскания – это обычные опытные полевые работы. Потому что у нас нет возможности состыковать изыскания с проектированием. Геотехника занимает особое место в комплексных изысканиях, причем с несколькими вариантами названий. В СП 47.13330-2012 это и геотехнические изыскания, и геотехнические исследования, и геотехнический контроль. Поэтому отношение к этому направлению в изыскательских кругах весьма неоднозначное. Известный ученый А.Потапов в своей статье «Геотехника – новая наука о земле или дань моде!?» вообще возражал против геотехники как таковой (2009). По мнению ученых из Санкт-Петербурга В.Улицкого, А.Шашкина и К.Шашкина, «Геотехника – это наука по управлению строительными рисками» (2008), т.е. они считают геотехнику синтезом инженерных изысканий (полевые и лабораторные испытания грунтов), механики грунтов (сложные расчеты и проектирование) и современных технологий производства работ.

Единственный институт в нашей стране, который это может осуществлять в полном объеме – НИИОСП им. Н.М.Герсеванова. Также успешно решают вопросы геотехники Петербургский государственный университет путей сообщения (ПГУПС) и группа компаний «Геореконструкция». Остальные могут обижаться, но они работают с завязанными глазами. Мы не всегда даже понимаем, для чего выполняем изыскания. В этом плане у нас с иностранцами не языковой барьер, а профессиональный.

 

Ред.: Какие еще проблемы, кроме вышеназванных, на Ваш взгляд, сказываются на эффективности работы изыскателей?

В.К.: По мнению моих коллег и личному опыту, изыскатели очень страдают от некачественных нормативных документов и от требований экспертизы (которая обязана следить за неукоснительным соблюдением требований нормативных документов), предъявляемых в соответствии с такими нормативами.

Начну с того, что в результате актуализации некоторых документов появились новые, ничем не оправданные термины. Например, до 1995 года, когда был разработан ГОСТ 25.100, грунты по степени водонасыщения делились на водонасыщенные, влажные и маловлажные. Теперь же появились грунты малой и средней степени водонасыщения и насыщенные водой. Отличие, на первый взгляд, несущественное, но в компьютерных программах, где ведется обработка данных, в предусмотренные там ячейки не влезают такие громоздкие термины. Приходится писать ССВ – средняя степень водонасыщения, НВ – насыщенные водой и т.д. Но сами разработчики документа прекрасно используют в обиходе прежние понятные всем значения. Возникает вопрос – зачем эти изменения, которые лишь вносят путаницу в работу и отвлекают? При актуализации нормативных документов не должны меняться термины, как и подходы к расчётам, если для того нет серьезной, научно-обоснованной причины.

Более того, с учетом итогового результата переработки, мне кажется, не нужно было вообще актуализировать ни СНиП 2.02.01.83, который стал СП 22.13330.2011 «Основания зданий и сооружений, ни СНиП 11-02-96 – ныне СП 47.13330.2016 «Инженерные изыскания для строительства. Основные положения». Это изначально были отличные документы, с большими коэффициентами запаса и по которым до сих пор можно было бы прекрасно работать. В практике зарубежного нормотворчества принято периодически пересматривать действующие нормативные документы (как правило, каждые 5 лет), и если нет необходимости в его существенной переработке, в преамбуле отмечается дата его рассмотрения и подтверждение его правомочности на следующий срок.

Я думаю, что связаны вышеназванные изменения с тем, что, как говорил один известный всем нам ученый, при актуализации нормативного документа требуется заменить не менее 20% слов. Вот и меняют.

Для тех, кто работает в Москве, появились сложности из-за возникших противоречий между федеральными (СП) и Московскими (МГСН) нормативными документами. Усугубилось это после образования Новой Москвы, когда территория столицы протянулась до границ Калужской области. Нередки случаи, когда инженерные изыскания для рядом расположенных домов приходится считать по-разному – один по московским нормативам, другой по федеральным. И все это объединять потом в один отчет. А ведь московские нормы более жесткие, там используются другие формулы для расчетов, например, результатов статического зондирования. В итоге в одних и тех же условиях несущая способность свай может очень существенно отличаться.

Расширение Москвы повлекло за собой изменения, затрагивающие всё: от принципа открытия ордера и других разрешительных документов до обработки материалов и выпуска отчета. В этой связи мне вспоминается фильм 1958 года «Закон есть закон», в котором горемычный герой Фернанделя не мог найти себе места, поскольку франко-итальянская граница проходила через его дом, более того – через кухню. До такого абсурда в нашей практике еще не доходило, но в городе Люберцы часть территории «забрала» Москва и изыскания приходится проводить для двух домов по разным требованиям – региональным и республиканским. Приношу извинения, но при всем моем уважении к нашей столице, местечковый подход к разработке нормативных документов недопустим, поскольку в соответствии с нашим законодательством региональные нормативные документы не должны противоречить федеральным и тем более главенствовать над ними. Сознаю, что в Москве ведется массированное строительство высотных домов и заглубленных сооружений. Работая в организации, выполнявшей подобные изыскания под несколько десятков подобных объектов, вынужден был воочию убедиться в этом. Но закон есть закон. Подобная ситуация повторяется постоянно. Зеленоград – округ Москвы (ЗАО) и действуют здесь московские нормы, а находится он в 17 км от столицы. Химки же, напротив, расположившись в подбрюшье Москвы, обречены (по крайней мере, сегодня) быть исследуемыми по федеральным нормам.

У этой медали есть обратная сторона – федеральные нормы предполагают единый подход к изысканиям для всей страны, а в соответствии с требованиями межгосударственных нормативных документов – и в бывших республиках СССР. Административный подход к изысканиям от Калининграда до Берингова пролива – не самый лучший вариант. Более обоснован и востребован региональный подход. Уже давно прочно вошел в практику термин «региональные инженерные изыскания». Так, например, томскими специалистами и учеными выпущен нормативный документ по определению масштабного коэффициента (Mk) для этого региона.

Есть и еще один пример сложностей из-за нормативных документов. Мы сейчас выполняем изыскания под реконструкцию малоэтажного здания (надстройка 1-го этажа на 3-хэтажное), построенного на одной моноплите высотного сооружения на Мосфильмовской улице. До этого, больше 10 лет назад, инженерные изыскания там выполняли Мосгоргеотрест и ООО «ГрандГЕО». Они, естественно, работали по тем требованиям, которые были заложены в документах 83-го - 95-го года. А теперь ООО «ГрандГЕО» выполняет изыскания по обновленным документам, где требования более жесткие. Мы получаем совершенно другие результаты расчётов, хотя все исходные значения лобового сопротивления, бокового трения и прочие – такие же. В результате мы вынуждены, при условии дефицита времени, старые отчеты пересчитывать по современным нормам. Потому что если дать проектировщикам не адаптированные данные архивных материалов и современных изысканий, то сразу проявятся и крены, и различные деформации. Мне не понятно, как могут значительно изменяться во времени формулы расчета (не физико-механические свойства) исследуемых грунтов.

 

Ред.: Вы наверняка уже прочитали обновленный СП 47. Какие впечатления относительно раздела, касающегося инженерно-геологических изысканий?

В.К.: Никаких впечатлений. Я считаю, что ничего не изменилось, в первую очередь потому, что там вновь не приведены дочетвертичные грунты, а ведь, например, в Москве мы уже полностью в них ушли. Мел не охарактеризован совершенно, карбон тоже не представлен как надо, а в них ведь встречаются самые различные грунты и породы, которые не нормированы вообще или фрагментарно (юрские отложения), о чем я уже говорил ранее. Пока этого нет в СП, как только мы приводим в отчете результаты испытаний грунтов, допустим статическим зондированием, нам говорят в контрольных органах: «не нормировано». В итоге проектировщикам выдается «пустышка», не содержащая многих важных и нужных для расчетов характеристик. Неудивительно, что данные изысканий не ложатся в проекты!

Многие воспринимают известняки как нерушимую скалу и отличное основание. А на самом деле они нередко бывают разрушены до состояния муки. У них тот же состав, но совершенно другая структура. Более того, нередко в нашей практике мы сталкиваемся с ситуациями, когда при выполнении статического зондирования отказы идут на глубине 8, 10, 11 метров, при значительно большей активной зоне взаимодействия грунтов с фундаментами. В случае заглубленных сооружений, нередко, до 20 и более метров, да еще и со свайными фундаментами, такое зондирование теряет всякий смысл. Поясню. Некоторые изыскатели в случаях таких отказов решают, что дальше идут плотные грунты или прочные породы: известняки, мергель или доломиты и можно без проблем строить на таком основании. А сваи, заложенные в проекте, например, глубиной 15 метров, в реальности не несут проектной нагрузки, т.е. просто проваливаются. При более детальных исследованиях выясняется, что под слоем плотных грунтов, на которых был отказ по их сопротивлению внедрению конуса при статическом зондировании, залегают грунты со значительно меньшей несущей способностью. Подобный случай произошел в г.Калуга при изысканиях под жилой массив для домов 24-27 этажей, где наблюдается хаотичное переслаивание известняков, доломитов, мергелей, пород, которые можно классифицировать как песчаники. Более того, также хаотично располагаются так называемая известняковая мука, суглинки, супеси пески, черные аргиллитоподобные глины и углеподобные отложения. По одним данным, здесь несколько десятков лет назад находился карьер по промышленной добыче известняка, по другим сведениям, это краевая часть так называемой калужской кольцевой структуры и т.д. Здесь оказалось затруднительным даже определение генезиса пород и грунтов. Порой явными были признаки останцов неогеновых отложений, меловых, юрских и карбоновых пород и грунтов. Наши коллеги, проводившие изыскания на предыдущем этапе, классифицировали дочетвертичные отложения как карбоновые. Они же познакомили нас с известным ученым, крупнейшим специалистом в области геотектоники С.Бобровым, автором многочисленных трудов, в том числе монографии «Тектоника и минерагения Калужской области и прилегающих к ней территорий» (Калуга, 2006). Эта встреча и монография оказали нам неоценимую помощь. Кроме того, С.Бобров подтвердил наше мнение о том, что необходимо проведение (хотя бы на крупных объектах) полного химического анализа грунтов и пород, спорово-пыльцевого анализа и т.д. для более четкого их разделения по генезису. На первый взгляд, это было бы занаучиванием инженерно-геологических изысканий, но это не так, поскольку хорошо известно, что породы, внешне похожие при замачивании, в зависимости от химического состава размокают (изменяют свои физико-механические свойства) в разной степени, что негативно отражается на их несущей способности. Т.е. значительный разброс в значениях прочности пород (очень прочные, прочные, средней прочности и малопрочные) может оказаться определяющим в неравномерности деформаций, превышении допустимых кренов и т.д.

Во всех нормативных документах, выпущенных до 2001 года, было написано, что не допускается выполнять статическое зондирование в техногенных и мерзлых грунтах. А теперь взяли и выбросили из нормативных документов две буквы: «не», оставив только одно условие – чтобы была возможность внедрения зонда в массив. Но ведь никто не дал примерных значений, которые получаются при статическом зондировании техногенных и мерзлых грунтов. И что делать изыскателям?

 

Ред.: Что Вы думаете на счет готовящегося реестра специалистов по организации инженерных изысканий и, в частности, требования об обязательном наличии профильного образования?

В.К.: Изначально, еще при создании системы саморегулирования критерии к специалистам были составлены, на мой взгляд, неверно. Тогда были заложены такие требования, что практически ни одна организация, особенно молодая, не могла получить допуск СРО и выйти на рынок изысканий без фальсификаций. Чтобы получить допуск к работам по всем видам изысканий, в штате организации должно было трудиться минимум 70 специалистов. А то, что один и тот же человек может делать разные виды работ на вполне высоком профессиональном уровне там не учитывалось.

В качестве примера можно привести ситуацию, когда специалист, имеющий около сотни статей по инженерным изысканиям, в том числе более двух десятков в глянцевых академических журналах и около двух десятков патентов на изобретения, касающихся практически всех видов инженерно-геологических изысканий, в первую очередь, полевых исследований, имеющий научную степень, ни по одному из критериев для СРО не подходил. И лишь полученное позднее профильное образование сравняло его с молодыми специалистами-профильниками.

Другой пример: специалист с многолетним стажем является по диплому системотехником (специалистом по разработке, созданию и эксплуатации компьютерного оборудования и программированию) и потому оказался под большим вопросом. Между тем, им составлены одни из первых в нашей стране программы по статическому зондированию, штамповым испытаниям, лабораторным исследованиям грунтов и т.д., работающих поныне, им же адаптированы к требованиям действующих нормативных документов.

Очень ответственный товарищ сообщил, что ВУЗ, который он заканчивал, не включен в реестр высших учебных заведений, дающих право на профильное образование, учитываемое при включении в СРО. Когда я спросил о том, почему авиационный институт входит в этот реестр, на меня посмотрели, как на малое дитя, и отчеканили: «Но ведь необходимы изыскания под взлетные полосы, аэровокзалы!». Я покорно согласился: «конечно, поезда летают по воздуху, а вокзалы – воздушные замки из сказок, поэтому железнодорожный институт не профильный». Мне ответили: «Ну, бывает».

Кроме того, являясь руководителем организации (также имея более двух десятков научных статей и патентов на изобретения) имрек лично проводит трудоемкие и «электроннообильные» трехосные испытания, выполняет привязку и разбивку скважин электронным тахеометром и т.д.

По нашему твердому убеждению, в организации, особенно в ООО, должны трудиться многопрофильные специалисты, способные работать в нескольких направлениях, и не надо плодить бездельников, работа которым выпадает от случая к случаю. Да и труд компактной, сплоченной организации более эффективный.

Сейчас уже речь идет о персональном лицензировании. Я считаю, что это очень нужно нашей отрасли. И с учетом общего падения качества выполняемых работ, наличие профильного высшего образования тоже должно быть одним из главных критериев, потому что полученный в некоторых организациях «опыт» может быть только «отягчающим» фактором. Но при этом стоит учитывать наличие у соискателей публикаций, изобретений. Если человек не имеет профильного образования, но с успехом публикует статьи в рецензируемых научных журналах, разве это не может быть достаточным критерием для определения его квалификации? Я считаю, что достаточно. Что касается лицензирования, то оСРОчивание всей страны не является особым достижением. По словам экс-депутата Госдумы В.Плескачевского, поборника саморегулирования, при наличии в Москве двух лицензионных центров наблюдались злоупотребления и проявления коррупции в области оформления лицензий. Но теперь творится полная вакханалия с оформлением допусков СРО. Интернет забит рекламой, кричащей о том, что в течение дня или даже нескольких часов вам оформят допуск на все, платите только деньги.

 

Ред.: У Вас большой опыт в инженерных изысканиях. Вы могли бы сравнить эту отрасль 40 лет назад и сейчас? Что изменилось?

В.К.: В СССР было плановое хозяйство. И как бы его не осуждали, это было хорошо. По моему мнению, сейчас у нас в стране тоже плановое хозяйство, только оно замкнуто на маленьких организациях и служит в угоду тем людям, которые сконцентрировали у себя в руках значительные финансовые средства. У них один план – потребовать с исполнителя как можно больший объем работы и заплатить ему как можно меньше. Раньше такого даже представить себе было нельзя. Например, был план выполнить на буровой станок 150 метров бурения в месяц по определенной стоимости. И буровые мастера получили весьма приличную зарплату. А сегодня можно пробурить и 500 метров в месяц, а получить копейки. Об этом писали многие специалисты – В.Барвашов, Р.Зиангиров, Э.Черняк.

Крупные госзаказчики, как и говорят их руководители, выделяют и 5, и 7% от ПИР на инженерные изыскания. Но до конечных исполнителей доходит в разы меньше. Привожу пример. По неофициальным данным, по скоростной железной дороге Москва – Казань один погонный метр бурения, включая геологию и геофизику, лабораторию и камеральную обработку, изначально стоил 11 000 рублей. А конечные исполнители работали примерно по 1200 рублей за метр. Мы тогда от подобного предложения категорически отказались. Участок пути проходит через Нижегородскую область, которая известна своей закарстованностью. Да и в самой Казани карста много. Поэтому для того, чтобы быть уверенными в результате, необходим полный комплекс работ, реально выполненных в поле. А за 1200 рублей за «погонный метр отчета» сделать это возможно, только имея очень богатое воображение и являясь художником в худшем смысле этого слова.

Еще пример. Недавно мы выполняли инженерные изыскания для капитальной реконструкции 39 кинотеатров в Москве. Их собираются сносить и строить заново, хотя многие здания в очень хорошем состоянии. Мосгоргеотрест в 1961-66 годах при их строительстве под каждое здание делал, как правило, одну скважину глубиной 15 метров и три десятиметровых скважины. А от нас сейчас потребовали бурить скважины глубиной по 50 метров и больше. Например, под один из кинотеатров мы бурили четыре 80-ти метровых и более пятидесяти 50-ти метровых скважин. Понятно, что это гораздо глубже активной зоны, а с 14-17 метров там начинаются либо супеси, либо мелкие пылеватые пески с проявлением виброползучести (тиксотропии и плывунности). Из каждой скважины мы выносили по несколько кубометров грунта. На таких скважинах не заработать! В день можно пробурить три скважины по 10 метров или одну тридцатиметровую. Пятидесятиметровую скважину бурить придется уже несколько дней, а восьмидесятиметровую – 2 или 3 недели. То есть, это совершенно не оправданные в данном случае траты времени и финансовых средств. Но, самое главное, мы просто превратили геомассив в решето.

 

Ред.: А кто решил, что необходимо бурить такие глубокие скважины? И чем это обосновано?

В.К.: Раньше изыскатели работали с госзаказчиком напрямую, а с частным – тем более. А теперь появилась такая надстройка, как технический заказчик, который, к сожалению, очень часто не знает нормативных документов. Ранее я говорил о том, что запрещено в техническом задании назначать виды, объемы, технику и технологию изысканий. Дело даже не в том, кто назначает все это, а в том, что необходимо знать, что ты назначаешь и знать формулы расчета.

Многие, наверное, слышали фразу, не лишенную юмора, что инженерные изыскания делаются не для проектирования и строительства, а для прохождения экспертизы. То, о чем я сейчас скажу, известно очень немногим техническим заказчикам. Мы, изыскатели, знаем нормативную документацию. А недавние выпускники, сидящие на должностях главных специалистов в роли технического заказчика, – нет.

Когда мы обсуждали с таким главным специалистом глубину бурения по данному объекту, я у него спросил, зачем нужны пятидесятиметровые скважины. Мне показали, что по нормативам глубина скважины должна считаться по формуле Б / 2 + заглубление, где Б – ширина здания. Поскольку ширина данного конкретного сооружения 84 метра, а заглубление 9,5 метра, то скважины должны быть по 51,5 метра. (т.е. 84/2+9,5) .

Но ведь в том же документе, на той же строке указано, что если ширина здания больше 10 метров, но менее шестидесяти метров, то Б умножается на 0,1. Получается, скважина должна быть 8,4 метра + заглубление. Это всего 17,9 метра. А дальше, на той же строке написано, что если ширина здания более 60 метров, то глубина скважины должна быть 10 метров. Есть ведь разница?

Я даже попросил в Мосгосэкспертизе написать замечание, что глубина скважин неоправданно завышена. Мне отказали под предлогом, что эксперты должны проверять только, чтобы заглубление скважин было не менее требуемого. Отказ формально совершенно справедливый, поскольку превышение глубины испытаний не регламентировано…

 

Ред.: А если высотное здание?

В.К.: Для высотных сооружений, которые более 75 метров, есть свои нормативные документы, свои требования. Для них считают уже нагрузки.

 

Ред.: Раз уж упомянули экспертизу. Каково Ваше отношения к этой организации? Насколько она важна для отрасли?

В.К.: Работа эксперта очень нужная, очень сложная и очень ответственная. Заявляю это со всей ответственностью, поскольку имею некоторый опыт работы внештатным экспертом. Но, как и везде, очень многое зависит от людей. Некоторые обращают внимание только на те недостатки, которые важны для проектирования. Другие, к сожалению, нередко придираются и к несущественным мелочам. И тут ничего не поделать, ведь экспертиза всегда и во всем права. Вместе с тем, эксперты несут ответственность за утвержденные ими отчеты. А изыскатели вообще уходят от любой ответственности, если не совершают подлогов или фальсификаций.

И это все на фоне того, что изыскания могут делаться не только одновременно с проектированием, но и, иногда, уже после завершения строительства.

Неоднократно в моей родной организации ко мне прибегали проектировщики и просили данные по объектам, с которых мы только возвращались с полевой бригадой. Отказывать нельзя, сроки. Печатали описание двух-трех скважин и чертили характерный разрез. Отдавали проектировщику и начали обработку данных и выпуск отчета. Но готовые отчеты были, порой, никому не нужны. Все проектировалось на основании того одного единственного разреза. И, кстати сказать, при этом ничего не нарушалось.

И на конференциях, и на курсах повышения квалификации я часто говорю коллегам, что наша работа по комплексированию инженерных изысканий никому не нужна. Дело в том, что в наших нормативных документах приведены таблицы с значениями физико-механических свойств для всех типов грунтов. Проектировщику в настоящее время от изыскателя нужна только номенклатура грунтов на площадке строительства. И лишь внедрение специальных программ выдвинуло требование к повышению качества изысканий и расширению их объемов, о чем всегда говорит в своих выступлениях и пишет в многочисленных трудах профессор З.Тер-Мартиросян.

Если в отчете изыскателей какие-то значения сильно отличаются от тех, что приведены в пособии к СНиПу 83 года, значит его писали люди, которые в изысканиях ничего не понимают. Или это те редкие специалисты, которые готовы пойти вопреки действующим нормативам и отстоять свою позицию в экспертизе.

 

Ред.: А разве может добросовестный изыскатель работать не по нормативам?

В.К.: Не просто может, а должен. И экспертам можно и нужно доказывать свою правоту. Поясню. Конечно, изыскатель обязан строго выполнять обязательные требования нормативных документов. Они не просто так придуманы и определяют главные принципы выполнения работ. Все остальное, что не регламентировано, можно делать так, как представляется наиболее верным. При этом не нужно стесняться ссылаться на свои опубликованные в научных рецензируемых журналах статьи. Например, по испытаниям воскресенских грунтов мы всегда ссылаемся на статьи Р.Зиангирова, других ведущих ученых и специалистов, иногда на мои собственные публикации, и эксперты соглашаются.

 

Ред.: Какова, на Ваш взгляд, должна быть роль НОПРИЗ в развитии инженерных изысканий?

В.К.: Мне кажется, что при НОПРИЗ необходимо создать комиссию по качеству инженерных изысканий с обязательным выездом в поле, куда входили бы и изыскатели, и сотрудники службы саморегулирования и национального объединения. Только в этом случае можно будет приблизиться к опыту зарубежных стран, где, если кто-то выполнит изыскания плохо, об этом станет известно, и провинившаяся организация останется без работы и/или получит такие штрафные санкции, что попросту обанкротится.

Я думаю, что одна из проблем нашей отрасли в том, что мы, почти все без исключения, стесняемся «стучать» на тех, кто плохо работает, кто фальсифицирует. У нас отсутствует механизм, который бы позволял эффективно контролировать изыскателей, оценивать результаты их работы и выносить объективные решения. Нам необходимы в отрасли не только нормативные документы, но и этика. Необходимо прописать и рассказать всем, как нужно себя вести в той или иной ситуации. Увы, пока мы все работаем на грани фола, я не исключаю отсюда и себя.


Журнал остается бесплатным и продолжает развиваться.
Нам очень нужна поддержка читателей.

Поддержите нас один раз за год

Поддерживайте нас каждый месяц